журнал писателей России

 "ТАМ ДЕНЬ - ЗА ГОД, ТАМ НОЧЬ ЗА ВЕЧНОСТЬ,

ТАМ БОЛЬ, КАК НОЖ, ВСЕГДА В ГРУДИ..."

 (ИЗ ПЕРЕЖИВАНИЙ В ФАШИСТСКОЙ НЕВОЛЕ НИКОЛАЯ ИВАНОВИЧА СОКОЛОВА)

Предисловие к стихам

Мой муж, Николай Иванович Соколов (1915 – 2000гг), профессор филологического факультета СПбГУ (ЛГУ), был участником Великой Отечественной войны. Мы познакомились в ЛГУ и поженились в 1950г., когда я была студенткой, а он лаборантом, и прожили вместе 50 лет. У нас двое детей и четверо внуков. Муж был человеком сдержанным и очень открытым, но только самым близким друзьям и членам семьи иногда рассказывал о войне, о том, что ему пришлось пройти и пережить.

День 22 июня застал Николая Ивановича в студенческом общежитии на Мыт-нинской набережной, где он готовился к последнему экзамену. Был он тогда студентом третьего курса русского отделения филологического факультета. 23 июня, в числе других студентов, он подал заявление в райком комсомола с просьбой зачислить его добровольцем в действующую армию. В начале июля был зачислен в ряды Народного ополчения рядовым-телефонистом в 277-й отдельный артиллерийско-пулемётный батальон, который был сформирован из трудящихся Василеостровского района, сотрудников Ленинградского университета и студентов-добровольцев. Вместе с другими частями, в том числе и соединением балтийских моряков, батальон в июле-сентябре 1941 года в составе 42-й дивизии защищал подступы к Ленинграду, прикрывал дороги, идущие от Ропши на Стрельну и Петергоф. Они пытались задержать продвижение немцев к городу.

Последний бой батальон принял 20 сентября вблизи горевшей деревни Настоло-во. 20 сентября 1941 года начался горький, тяжкий период плена. Более чем за три с половиной года Николай Иванович прошёл много концлагерей на оккупированной территории в Ленинградской и Новгородской областях, в Нарве, под Ригой, вблизи Вильнюса. Военнопленных использовали на самых тяжёлых работах.

Большинство предлагаемых стихотворений написано во время войны в плену. Сохранилась старая маленькая (7х10см) записная книжка, в которой мельчайшим почерком – иногда до 30 стихотворных строчек на страничке – карандашом записаны стихи 1942-1944 годов, прочесть их очень трудно. Николай Иванович сам, в 1945г. после возвращения на родину переписал их в другую тетрадь и присоединил к ним стихи, написанные им в 1945-1946 годах в фильтрационном лагере на Урале, объединив их под общим заголовком «Из переживаний в фашистской неволе».

Эра Соколова        

Николай СОКОЛОВ

Стихи военных лет

* * *

Свой терпеливый труд построю,

И не останется следа

От жизни, прожитою мною, –

Лишь только пусть ветвистый сад

Мне круглый год в окно кивает

И в свой осенний листопад

Мне жизни ход напоминает.

И пусть мое успокоенье

Не украшает мрамор плит,

А в ранний час по воскресеньям

Его никто не посетит -

Но мертвым ничего не надо,

И лишь живому дайте мне

Для койки место, угол сада,

Который видел бы в окне.

                 Нарва, конец марта 1942 г.,

                                    большой лагерь

* * *

...Еще не кончились раскаты

Грозы кровавой над землей,

Еще не виден час расплаты

За море крови, стон людской,

А мы уж скомканы, измяты

И исковерканы войной.

Мы преждевременно устали,

Наш дух не поднял звук пальбы,

И там, где надо крепче стали

Встать у руля своей судьбы,

Мы только стыд один пожали

Быть побежденным без борьбы.

Рабы случайностей, сомнений,

Рабы бессилья своего,

Рабы боязни убеждений

И в довершение всего

Рабы слепого принужденья.

Нам не осталось ничего...

                    Гатчина, лето 1942 г.

* * *

Чем больше безотрадных дней

По капле падает во глубину былого,

Тем для души становится смутней

Черты и образы, сиявшие для ней

Во время некогда, совсем иного

В глухую ночь, в забытье кратком сна

Любимое давно уже не снится;

Былая даль давно уж не видна

И в сон, как в жизнь, набились дополна

Чужие все, безрадостные лица.

И лишь с усильем памяти порой

Давнишнее воскреснет на мгновенье,

Но видно скоро уж воспоминаний рой

Покроется забвения корой

И ничего не будет в утешенье...

Да, это осень поздняя пришла

Отяжелить и завершить страданья,

И, как листы последние, душа

На землю мокрую роняет, не спеша,

Увядшие воспоминанья.

                               Гатчина, лето 1942 г.

* * *

Кругом сосновый лес шумит,

У ног увядшая трава,

Смотрю на смятых стеблей вид,

И в сердце просятся слова:

«Он цвел и рос недолго здесь,

Но счастлив был его удел-

Вокруг один сосновый лес

Над ним вершинами шумел».

Как жизни визг порой несносен!

Какое счастье – отцвести

И только шум высоких сосен

С собой в могилу унести!

                               Под Саблиным, весна 1943 г.

1 ЯНВАРЯ 1944 г.

Вечер иль утро – какая пора?

Сегодня все то же, что было вчера.

Дни тихо ползут, накопляя года,

Так было, так есть и так будет

                                                  всегда.

Позор и неволя, как годы, свились,

Меж ними раздавлена,

                               стиснута жизнь.

Не встанешь, не вырвешся -

                               крепок ухват,

Смеется в глаза, издевается гад.

Минувшие радости, прошлая жизнь

Мелькнули, расстаяли и унеслись.

Никто из былого не скажет привет,

А лучше чем было на свете нет...

О годы, о годы, как медленны вы!...

И снится весенняя зелень травы.

На что же надеюсь, чего ещё жду?

И гибели жалкой навстречу иду.

Пусть будет, что будет!

                               Её не боюсь,

Лишь с грешною мыслью

                               преступно ношусь:

Губами сухими, украдкой, как тать,

Землю родную поцеловать!...

                                               Рига, 1944г.

СКАЗКА

Сегодня долго не сомкнул я глаз:

Мой сосед по нарам сказывал рассказ.

Сказочка старинная, все наивно в ней,

Пробудила сказочка память

                                                              юных дней.

Молодость всегда она хороша у всех,

Слышу песню милую,

                                     слышу милый смех.

Вот она радость, счастье мое

Идти бы и дальше нам вместе вдвоем!...

Вышел я на улицу, взволнован и рад,

Высоко полночные звёздочки горят.

Радость беспричинная

                               охватила вдруг,

И смотрю взволнованно

                               в темноту вокруг:

Проволока тянется

                               от столба к столбу,

На столбах высокую вижу я избу.

Но в избушке вижу: не баба-яга,

Вижу там с винтовкою своего врага...

Молодость, и как же так очутились мы

В эти годы бурные за стеной тюрьмы!...

Потекла непрошенно по лицу слеза,

Словно ветер с пылью дунул

                                                              мне в глаза.

Звездочки полночные мигают с высоты.

Воля моя вольная – сказка ты!

                                                              Рига, зима 1944 г.

* * *

Ветер буйствует, рвёт и мечет,

А деревья строптиво шумят,

Я шинелью все кутаю плечи

И смотрю как бушует сад.

Ветер, пой свои дикие песни,

Гни деревья в озябшем саду!

Полон горем ты мне неизвестным,

Но с моим оно горем в ладу.

Безначальные буйные звуки,

Вы разрыли дремавшую мысль,

Слово чьи-то умелые руки

Положили на ноты всю жизнь.

Узнаю эти странные ноты

Только ветра заслышиться гул.

Кто узнал мою жизнь и заботы,

Кто же в душу мою заглянул?

Но люблю до последней нотки

Эту песню, что знаю лишь я,

Словно кем-то великим и кротким

В ней оплакана участь моя.

                               (Рига, весна 1944 г.)

РОДНОЙ СТОРОНЕ

Когда в грядущий жизни вечер,

Всех пережив, один лишь я,

Никем не ждан, никем не встречен

Вернусь в родимые края;

Когда перед ослабшим взором

Пройдут знакомые места,

Когда воспоминанья хором

Мне запоют во все уста;

Когда, меня перегоняя,

Иною музыкой звеня,

Пройдёт куда-то жизнь иная,

Перешагнувшая меня –

Тогда, исполненный смиренья,

Преодолев и боль и грусть,

Земле родимой с умиленьем

Поклоном долгим поклонюсь:

Спасибо, сторона родная,

Что в горестной своей судьбе

Остался полон до конца я

Любовью чистою к тебе.

                               Рига, весна 1944 г.

ДУМКА

Я теперь уже мало верю

В своё счастье, в свой успех,

Но я всё ещё в сердце грею

Думку тихую скрытно от всех.

...Если б поездом самым скорым

Проехать свои пути

И на станции мне знакомой

В летнее утро сойти!

Сойду и пойду тропою

Полем в густую рожь,

И, обрызганный весь росою,

Изведаю давнюю дрожь.

Но может быть, в этом поле

Этим летом растут овсы.

Всё равно, я взгляну поневоле

На свои ручные часы.

Стрелка покажет третий,

Или меньше, около двух,

И запоёт на рассвете

Мне издали первый петух.

Край мой! Вот эти звуки

Слышу я сердцем опять,

Сладостно после разлуки

Снова тебя узнавать.

Пойду расстроганный ближе

Мимо берёз и пруда,

Вечно веселым и рыжим

Выглянет солнце тогда.

Давно позабытая радость

В сердце крылами плеснёт,

И останется самая малость

Пройти до родимых ворот.

Подойду, постучусь и спрячусь,

Словно десятый мне год...

Но всего скорее расплачусь

И сяду у самых ворот.

Отсюда когда-то я вышел,

И вот, лишь едва дышу,

Под ту же самую крышу

Разбитую жизнь приношу.

Кому там нужны мои слёзы,

Есть ли родная душа?

Листья весёлой берёзы

Будут меня утешать.

Все горькие слёзы я вылью,

Стукну в закрытую дверь…

О, если бы сделалось былью,

Что намечталось теперь!

                               Рига, весна 1944г

( вернуться к содержанию номера )