журнал писателей России

ПЯТИСТЕНОК СТИХОВ

ЗОЯ БОБКОВА.

ВАЛЬС-ВОСПОМИНАНИЕ.

Книга стихов из пяти частей.

Я город на Неве люблю.

И... нелюблю...

Я воздух исступленно ртом ловлю...

Вот так признается поэт и прозаик Зоя Бобкова в первых строках книги. Собствен­но, город на Неве-не просто место и время, но и нечто, не укладывающееся в понятия линейного развития материи. Это - город-принцип, город-мираж, город-сквозняк, когда-то притянувший к себе земли Ингер-манландии - и Гатчину, где сегодня живет поэт Зоя Бобкова. Поэтому у неё двойной, отстраненный и проникающий взгляд на город-миф, город-фантом, город-скрипач, город-плач и город-палач...

Я город на Неве люблю. Пусть он такой:

Дышу в полвдоха и хожу с оглядом.

Он венчан утонченной красотой

И стал для нас не городом, Но Градом.

Словно градом, побившим пшеницу и приведшим ко гладу, прежде всего духов­ному. Живые люди и тени земного Петрог­рада словно ощущают его "беспочвенность"- пространство высушенных болот и не отмоленных костей...

Я лишена была почвы,

А такая по ней тоска,

Будто жизнь прожита заочно...

Судьба поэта - судьба его книги, разме­щенной на виртуальных страницах. Такой же отчасти страннической и полупризрач­ной начиналась её жизнь -Харбин, детдом, где воспитательница подарила ей теле­скоп, словно увеличивающий сияющие слезы вселенной. Эту взаимосвязь всего сущего поэт передает всем сердцем, гово­ря о матери:

Рано она умерла,

И я считала, она меня предала,

Бросила на произвол стихиям.

Когда мне было плохо,

Было невмоготу

Я костерила ее по косточкам.

Я знала, что она умерла намеренно,

Когда арестовали

И увезли от нее в просторы ГУЛАГа

Ее драгоценного Степана Петровича,

Моего отца. Больше ничего

Не связывало ее с жизнью,

Даже я-малютка...

Поэтому она и выпала из моей памяти...

Вдруг недавно из Австралии

Мне прислали фотографию.

На ней вся семья Бобковых.

И там даже оказалась мать.

Оттого столь настойчив поиск духов­ной опоры, воздуха среди несвободы духа. Пятая стена дома поэта - внутренняя не­зыблемая перегородка, за которой остаёт­ся лишь подлинное - старые парки, состра­дание к собаке, память о людях:

Известно мне, что мать меня крестила,

Взяв Ангела-Хранителя. И он

Под чистый, благостный, прозрачный звон

Встал надо мной надежно, белокрыло.

А дальше, как вода, пошли года,

Сиротством закаляя и калеча...

Главное, чтобы у человека были кры­лья, различимые не всеми, как у художника ВЛПтицына, запечатлевшего лик поэта:

Но вот январь. Василич на посту -

Мольберт с холстом, палитра наготове,

И снова краски для него, как внове.

В обыденном он ищет красоту.

Возьмет культями кисть. И все цвета,

Тона, полутона и вдохновенье -

Сольются в несравненное мгновенье.

Соединятся гений и мечта....

Художник Птицын - из набоковского Рождествено, рядом с пушкинской Суйдой, северной родиной Ганнибалов:

ПЕЩЕРЫ В СЕЛЕ РОЖДЕСТВЕНО

Подземный мир дохнул нам в лица

Остудой, тайной, непокоем.

Из недр земли родни к струится.

Марсианские почвы Рождествено

По-над Оредежью-рекой.

Там - таинство земли переходит в Дар художника, в лабиринты набоковской «Ады». Старый парк за домом Рукавишнико­вых (восстанавливаемый ААСёмочкиным), из просторных окон мансарды которого далеко видно во все стороны света, был по­дарен «дядей Рукой» 16-ти летнему Влади­миру Набокову. Поодаль, за горой Парнас - холмом над Оредежью - бывшие земли декабриста и революционера КРылеева. И все это столь противоречивое когда-то пространство входит сегодня в духовный мирЗ.Бобковой.

Радетель культуры, Зоя Степановна Бобкова ведет многолетнюю борьбу за то, чтобы наконец открылся музей в доме по Садовой 61, откуда был отправлен в ссылку М.ЮЛермонтов, написавший здесь раскаленные строки «Смерть поэта», -тем, кто, избежав суда людского, перекладывая вину на других, не уйдет от иного Суда:

Всё время виноват народ наш бедный,

То выбрал не того, то - поддержал...

Ему опять достались грошик медный,

Предательство, кольцо змеиных жал.

Сегодня российские поэты все меньше вступают в борьбу, предпочитая противо­стоянию с теми или иными воплощениями зла тихую гавань и бытовую фронду. Лер­монтов не стремился за премиями и подач­ками, не проламывал локтями бока ближ­нему. Поэтому он и остался для нас одним из идеалов служения отчеству и поэзии...

Сложную и во многом запретную тему сегодняшних Моцарта и Сальери Зоя Боб-кова глубоко раскрывает в стихотворении о Пастернаке. Но разноликое зло мира преходяще, -

И скоро ночи белые взойдут бессонно, -

так хочется верить в те мгновения, ког­да «Мутно небо, ночь мутна», (А.Пушкин, «Бесы».) И тогда в городе бессонных при­зраков оттаивают недостижимые тени, ма­нящие своих изнанников *) и провидцев, и доныне страждущих встреч:

АЛЕКСАНДРУ БЛОКУ

Прекрасные дамы!

Вы - сон и виденье поэта.

Он звал вас в мечтах.

Только вы растворились во тьме,

А в блеске дневного,

неясного, тихого света

Лишь тени мелькали,

в житейской змеясь кутерьме.

Конечно, не только о временах года и настроениях пишет поэт - прежде всего о та­инстве Лета Господня, которого взыскуетдух:

Лето в зените,

И травы раскинули плат,

В воздухе тесно от звуков,

Так много в нем певчих,

Музыкой делится каждый

И этому рад.

А осенью, распахнутая пашня,

Дышала глубоко, как человек

Мне близкий и понятный, и не страшно,

Что скоро обожжет мне щеки снег.

Побыть на берегу леса и войти в него - кажущегося сегодня столь сиротливым и беззащитным перед наступлением варвар­ской «цивилизации», призывающей к пот­реблению ценой ради новых потребностей во имя разрастающейся пустоты:

Манит лес.

Наедине с природой

Забываю сложность бытия.

Тишина торжественною одой

Прозвучит в лесу, и сразу я

Становлюсь спокойной, безмятежной,

Отхожу от шумной суеты,

И дышу, и думаю неспешно,

И не ощущаю пустоты...

Стихи - едва ли не мнимая опора, мгно­вения бессмертия и гармонии, как облака над кострами на берегах Оредежи, или над озёрным замком Павла Первого:

В башне Приоратскогозамка

Ступеньки в небо, в облака...

На дальнем берегу детдомовского детства

Я в снах бываю.

И тогда во мгле

Костер горит - таинственное действо.

И далеко доугольков взоле.

Свет падает на зримую округу.

Этот отсвет долетает и от сегодняшних строф Зои Бобковой, где исчезает мутное и случайное во взгляде неброской для сто­роннего ока отеческой природы, таящей и продлевающей христианское начало:

Суйда. Воскресенское.

И окрест - поля.

Благость деревенская -

Отчаяземля.

Ветер дунет, зыбь стремглав

Пробежит по полю,

Запах неизвестных трав

Вырвется на волю.

Книга стихов "Вальс-воспоминание" - своего рода наследие, духовное вещест­во, подлинная «материя», завещанная ма­терью:

О, заступись за меня, Богородица, -

С Богом незримая связь!

Кто обо мне еще станет заботиться?

Пусть я в любви родилась,

Нежилась в детстве в лучах её ласковых,

Но оборвался тот путь...

Жизнь соблазняла советскими сказками -

Ихмнеуже не вернуть.

Не обладаю, видно, знаньем Людскую суть распознавать, - признается поэт, говоря о людской неблагодарности и жестокости за жест добра и примирения. Извечная тема лермонтовского «Пророка»! Бремя изгнания из мира «злых и бес­крылых» (Набоков) непреходяще в рос­сийской словесности. Может, именно из приоткрытого небесного далека можно по­любить и оправдать эту грешную и неспра­ведливую порой землю, отпускающую сво­их избранников в бытиё вечной свободы, духовной музыки, завещанной Пушкиным и Набоковым:

Тьмы избежит Мой дух.

И забвение, словно волна,

Отхлынет.

Вне времени буду вольна.

------------------------------------------------------------

*) прим. Слово изнанников - неологизм

Санкт-Петербург

( вернуться к содержанию номера )