журнал писателей России

пред
оглавление
след

 

ЦАРЬ-ДЕРЕВНЯ

 

Я ещё в детстве заметил, что Климовщина занимает особое место среди окружающих её деревень. С рождения до самой смерти людям не обойтись без неё. Забеременела женщина - акушерский пункт в Климовщине. Пошёл ребёнок в школу – школа в Климовщине. Потребовались хозяйке мыло или хлеб – магазин в Климовщине. Захотели подлипские или токарёвские пацаны искупаться – бегут на речку в Климовщину. Появилось желание зимой на лыжах с гор погонять – сопки в Климовщине. В сельский совет надо или в правление колхоза –топай в Климовщину. В кино сходить или в клуб на танцы – опять в Климовщину. Отплясал, отвеселился, отработал своё человек, помер – его и мёртвого несут в Климовщину на кладбище. А раньше, пока не разрушили церкви, в этой святой деревне крестили, венчали, отпускали грехи и отпевали. Утратило своё значенье древнее село. Многие приезжие и не верят, что здесь когда-то был центр цивилизации, расцвет которой пришёлся, видимо, на VII - XII века, о чём свидетельствуют поросшие мхом и деревьями древние сопки, расположенные по берегам рек Белая и Кирва. Кстати сказать, место слияния двух этих рек я постоянно вижу во сне, где бы ни находился. Раньше здесь водились крупные ельцы и плотва, в тине пряталась щука, а из нор, которые были прямо в обрывистом берегу, торчали усы и клешни раков. Вокруг пели птицы, порхали бабочки, и невероятное разнообразие цветов кружилось на лугу.

Ещё живы люди, которые помнят, как по этим рекам весной сплавляли лес, а сейчас и на лодке вряд ли доплывёшь до Мологи. Сейчас наловить удочкой рыбы на уху стало непростой задачей, а каких-то тридцать лет назад это делалось играючи и ради удовольствия. Правда, сижу я как-то летом на берегу Дьячковой ямки, ловлю рыбу. Мне тогда было лет пятнадцать. Подходит ко мне дядя Ваня Галухин, спрашивает, много ли наловил. Я с гордостью показываю бидончик, набитый плотвой. «А раньше на этом месте, Володя, такая рыба клевала, что пару штук тебе в бидон положи - и хвосты торчать будут. Не зря здесь дьячок любил порыбачить, а у него и крючок-то самодельный был - кованый из гвоздя, и нитка вместо лески. Рыбы столько было, что куда ни кинь, везде клюёт!»

Братья Скворцовы – Александр (справа) и Владимир

в Царь-деревне

Если в течение одной человеческой жизни происходят невероятные изменения: реки зарастают, мелеют, медленно превращаются в ручейки, то какие же изменения произошли на протяжении веков?! Я вполне допускаю, что несколько веков назад по Белой и Кирве могли ходить небольшие вёсельные (а, возможно, и парусные) суда. Зимой же река – самый удобный, просторный санный путь. Поэтому ни-сколько не удивительно, что когда-то на слиянии двух рек древние люди образовали большое поселение. До сих пор сохранились места, где гнали дёготь, не заровнялись ямы, из которых добывали глину на кирпичи. Возможно, именно из этих самодельных кирпичей были построены в Климовщине каменные помещичья усадьба и церковь.

В Старой Ладоге, которую иногда называют первой столицей Руси, есть сопки, в одной из них, по преданию, захоронен Вещий Олег. Стоя перед сопками в Старой Ладоге, я всякий раз размышляю: если здесь, в столице древней Руси, в сопках лежат князья, то кто же лежит в сопках Пестовского района, расположенных возле деревень Климовщина и Устье, если там и сопок раз в семь больше, и некоторые из них значительно крупнее той, в которой предположительно лежит Вещий Олег?! И не просто найти ответ на этот вопрос. Даже учёные отвечают на него противоречиво и путано. Все сходятся только в одном: на территории Пестовского района (и некоторых других районов Новгородской области) находились древнейшие поселения людей, можно сказать, располагалась древняя цивилизация.

Судя по тому, что в Климовщине были две церкви, каменная помещичья усадьба (для русской деревни каменная усадьба в глубинке - это роскошь), мельница и пр., – это село занимало ключевое место в округе до самой революции. По инерции оно и при советской власти, став «деревней», долго было центральной усадьбой колхоза «Путь Ленина». Духовно и исторически Климовщина и сегодня не умирающая бабушка, а Царь-деревня, хранящая исторические памятники: сопки, помещичью усадьбу и несколько дореволюционных домов. К великому счастью, это начинают понимать местные жители. Я с трепетом и со слезами радости на глазах прочёл в местной газете статью под названием «Мир тебе, седая Климовщина».

Мы сегодня летаем в Египет, наслаждаемся видом древних пирамид, забывая про русские сопки, в которых покоятся наши предки. Мы преклоняемся перед развалинами Акрополя, буднично проходя мимо поруганных русских церквей, в которых крестились, венчались и исповедовались наши дедушки и бабушки.


ЗАКОЛОДЕНЬЕ

 

Ксения Константиновна Веткина из села Климовщина рассказывала мне, что когда поехали в “Японию” агитировать крестьян вступать в колхоз, то заколоденские мужики вышли с колами на дорогу и не пропустили красных агитаторов через реку Колодню. Тогда и заговорили:

За Колодню не ходи,

Заколотят мужики!

Мужиков, конечно, отправили на строительство Беломорканала, оставшиеся жители “с радостью и ликованием” отдали свой домашний скот и скромный сельский инвентарь в колхоз. Лучше жить никто не стал, но через Колодню уже могло ездить любое начальство – и колхозное, и районное.

Но кто-то, видимо, затаил обиду на заколоденских мужиков и уже “при развитом социализме” умудрился, дорвавшись до власти, переименовать деревню Заколоденье в Междуречье. И даже новый столб поставили перед деревней с новым названием. С колами на этот раз никто уже не выходил: кого не успели истребить “сталинские соколы”, тех убили фашисты во время войны. Оставшиеся после жуткой вырубки люди понимали, что иметь своё мнение опасно, да оно – это мнение – никогда никого не интересовало. Но в душе все были против нового названия, и не только в “Японии”, но и в других деревнях колхоза “Путь Ленина”. До сих пор даже молодые люди, родив-шиеся после переименования, спустя десятилетия говорят: Заколоденье! В деревню приходят письма, и на многих конвертах написано: Пестовский район, деревня Заколоденье. Инициаторам всех переименований надо бы давать клички вместо имён и записывать их в паспорт, чтобы другим неповадно было.

Мало ли междуречий на белом свете! Например, Междуречье было ещё до нашей эры между Тигром и Евфратом. Наши предки дали прекрасное, необычное, интригующее и точное (!) название населённому пункту: ЗАКОЛОДЕНЬЕ, т.е. за рекой Колодней. Как можно не уважать старые русские названия деревень, урочищ, пустырей, местностей, доставшиеся нам от наших предков?!

 

Климовские мужики любят пошутить над приезжими

 

Когда-то образно и поэтично люди назвали участки глухой заросшей местности от села Климовщина вниз по реке Кирва: Дубки, Волчий Сарай, Приворот, Арбузовы Вельги, Жоровики! Эти названия говорят о словарном и духовном богатстве живших здесь людей, не только характеризуют местность, но хранят истоки устного народного творчества, подчёркивают красоту и выразительность русского языка.

Как же надо не любить свой народ и не уважать предков, чтобы рушить то, что ты не строил! А ведь переименовывать что бы то ни было – это разрушать историю, нарушать преемст-венность поколений и умерщвлять душу народа – родной язык.

Мне думается, я перестал бы ездить на родину, если бы мои любимые грибные места Федины Нивы, Исаковы Нивы, Давыдково, Грива, Чистый Бор переименовали. Да не просто перестал бы ездить, а тяжело заболел бы, ибо мне омрачили бы воспоминания о светлом детстве и яркой юности, во мне убили бы родину незнакомые названия...

 

ДЕТСКИЕ ГЛАЗА

 

Впитывают детские глаза

всё, что можно и чего нельзя.

Вот сосед заходит на чаёк,

и ему даёт скорей листок

маленькая детская рука:

– Дядя Коля, нарисуй Дружка!

 

Как сосед водил карандашом,

как пыхтел он, веками дрожа,

над простой дворняжкой, –

над Дружком –

впитывали детские глаза.

 

Конуру собачью и две косточки

впитывали полностью, до чёрточки,

даже неудавшегося козлика

впитывали с рожками и хвостиком.

 

Соберутся в праздники друзья –

и поют все, и болтают разное…

Позабыв, что детские глаза

впитывают чистое и грязное.

 

Впитывают жадно и внимательно

наши жесты, мимику, объятия…

Впитывают, вспыхнув возле столика,

глупую гримасу алкоголика.

 

Эти беззащитные глаза

видят всё, что можно и нельзя.

И во что-то непременно выльется

всё,

         что в детстве

                   увлечённо впитывается.