журнал писателей России

С соседским сыном во дворе играю,

до нитки мокрый ползаю в снегу…

Я по родному сыну так сгораю,

что от тоски обуглиться могу.

Как эликсир – дворовая военка,

всё позабудешь: годы и беду…

В меня снежки бросают Васька с Генкой,

и я обстрел их крепости веду.

Страшась, ворона улетает с горки

и, сев на тополь, поднимает крик;

сверкает фиксой бабушка Егорки,

улыбку тщетно пряча в воротник.

У пацанов «гранаты», словно сливы,

но я от них под общий смех – бегу!

О сыне вспомню - и (такой счастливый!)

дымлю, как головешка, на снегу…

В гости к отцу приехал из Польши сын Пётр со своей мамой Евой (слева) и невестой Барбарой

Вспоминаю наши дни,

как огни,

отгоревшие

на том берегу

нашей жизни.

Я прошу, сохрани

всё, что годы

унесли за реку…

1986 г.

Ваше безотчество Одиночество –

давнего детства скупое пророчество!

Тешиться Вам надо мной захотелось?!

Вы – моя юность! Вы – моя зрелость!

Долго служу я Вам верой и правдой,

что же мне вышло за это наградой?

Вместо соратника на всю жизнь –

монстры встречались, только держись!

Вместо учителя-мудреца –

пустобеседники без лица,

пыльная комната, в шторах луна

да вот халат, что носила жена…

Заровняла позёмка все ямы,

бугорки, что нарыты кротом,

и в ногах заметает упрямо

путь, ведущий в родительский дом.

Словно жизнь заметает позёмка,

я прошляпил её, ротозей:

потерял и жену, и ребёнка,

проворонил врагов и друзей…

Я влюблялся в Петрову, Кускову…

Оказалось, совсем не любя…

И сорил я собой бестолково,

и терял потихоньку тебя…

Не ценил, что ты есть, что ты рядом,

не поняв: ты одна лишь мне друг.

Жил, как шёл под шальным снегопадом,

дальше носа не видя вокруг.

Разлюбил я и Таньку, и Тоньку…

Я работу сменил не одну…

Всё, чем в жизни сорил потихоньку,

по крупицам назад не верну.

Заровняй же, позёмка, все ямы

и убогие кочки кротов,

все невзгоды мои, все изъяны,

чтоб от них не осталось следов.