журнал писателей России

Григорий ЕЛИНЕР

Михаил Любарский

Наш город хранит много разных тайн. Содержание одних вызыва­ет глубокие философские раздумья, дру­гие несут на себе отпечаток смешных и забавных приключений, третьи трагичны и даже трагикомичны, четвертые и пятые составляют легенды и мифы нашего горо­да. Все эти истории характеризуют время, в которое они или в чьей-то фантазии ро­дились, или произошли на самом деле, а уж потом обросли украшающими их под­робностями.

Сложная судьба города отражается и на судьбе произведений искусств как создаваемых в нем, так и приобретен­ных за границей. Некоторые из историй впоследствии срастаются с тайнами и городскими легендами, образуя слож­ный конгломерат, который почти всегда отражает традиции и обычаи народа и уж наверняка особенности его характе­ра, то, что сейчас называют частенько ментальностью.

До революции произведения ис­кусств, в основном, везли из разных стран в быстро богатеющую петровскую и послепетровскую Россию. В советское время, несмотря на относительную за­крытость советского общества, так на­зываемые деловые люди, в основном, пытались разными путями вывозить ценности из России. В особенности мно­го было вывезено древнерусской живо­писи - икон. Сейчас же произведения идут в обратном направлении. Их везут из-за границы в Россию, особенно это относится к картинам русских художни­ков, а также к известным русским масте­рам прикладного искусства, на которых появился спрос у наших нуворишей. Огромное количество антиквариата в настоящее время ввозится в Россию и это замечательное явление, которое надо бы приветствовать и поощрять со стороны государства, а не усложнять ввоз произведений искусства все уве­личивающимися пошлинами и разного рода поборами.

Судьба многих произведений имеет сложную и причудливую историю. О не­скольких из таких историй, рассказан­ных мне Михаил Григорьевичем Любар­ским - известным судебным экспертом, с которым мне посчастливилось рабо­тать (в качестве эксперта произведений искусства), мне хочется поведать чита­телям «Невского альманаха», журнала тоже с непростой судьбой.

История первая

Ее можно назвать «От помойного ведра до Эрмитажа». Революция измяла многие судьбы, кого-то она возвела из грязи в так называемые «князья», мно­гих действительно возвысила, раскрыв их таланты, а кого-то из князей заставила спасаться бегством, переместила путем уплотнения в подвалы. Социалистичес­кая революция изменила образ не толь­ко России, но и Мира в целом. Она при­внесла в мир как положительные, так и отрицательные черты. Ветер революций перемешал не только сословия, не толь­ко судьбы владельцев произведений искусства, но и сами произведения ис­кусства, ценность которых всегда падает в экстремальных условиях жизни, когда и сама ценность жизни теряется на фоне социальных катаклизмов в виде войн, ре­волюции, восстаний, бунтов, погромов, массовых арестов и убийств. В это время нарушаются не только библейские запо­веди, но и нивелируются все общечело­веческие ценности. К ним можно отнести искусство, которое должно возвышать человека, повышать уровень его культу­ры.

Какой путь продела картина Ренуара «Купальщица» или «Мадмуазель Анна» до того, как оказалась в качестве крышки, прикрывающей помойное ведро в ком­мунальной квартире, так, наверно, и ос­танется тайной. Приобрел эту фанерку на Андреевском рынке один из коллекцио­неров с довольно типичной судьбой. Он был не искусствовед, но человек не рав­нодушный к искусству, приобретающий от случая к случаю полотна в основном передвижников, стоимость которых при­близительно равнялась в те шестидеся­тые годы его ежемесячной зарплате. Идя по многолюдному Андреевскому рынку, что находился на Васильевском острове, он заметил подвыпившего гражданина, который как-то неловко предлагал про­хожим купить у него завернутую в тряпи­цу не то картонку, не то фанерку. По-види­мому, он это делал давно и безуспешно. Он промерз, руки его дрожали, а неоп­рятный вид наоборот отпугивал от него людей, которые сторонились его, словно чумного. Так, что когда коллекционер по­дошел к нему с просьбой показать, что это он продает, тот оживился и сказал, что отдает картину недорого. «Хватило бы выпить и опохмелиться», – нетерпе­ливо добавил он и, передав картину, тут же спрятал посиневшие руки в карманы. Осведомившись о происхождении кар­тины, он кроме прямодушной истории о помойном ведре ничего существенного не услышал и приобрел её за бесценок в надежде на то, что, отмыв её обнаружит, какую-нибудь подпись, проливающую свет на авторство картины, хотя особых надежд на удачу он не испытывал. На картине была изображена обнаженная женщина. Общий зеленовато-грязный цвет картины больше производил гне­тущее впечатление, чем сулил розовые перспективы. Однако цена, сопряженная с интуицией, дала толчок к новому при­обретению и закупив кой-какие продук­ты он отправился домой.

После отмывки картины с его другом-таким же увлеченным коллекционером, стало ясно, что картина может принадле­жать кругу французских импрессионис­тов. Оба склонялись к авторству Ренуара, но уверенности в подлинности картины не было, картина не производила впечат­ление. Общий зелено- охряный тон кар­тины и особенно тела женщины не созда­вал радостного впечатления игры света, так характерного для импрессионистов и особенно для Ренуара с его тонким чувс­твом цвета.

Удостовериться в подлинности вы­сокого авторства стало необходимо, ког­да стал вопрос о завещании. Принимал участие в атрибуции картины М.Г. Лю­барский лично. Было направлено письмо внуку Ренуара, который подтвердил авто­рство своего деда. В письме он сообщил интересные подробности о создании этой картины. Натурщица, изображённая на картине позировала не только О. Ре­нуару, но и Э. Мане, К. Моне и другим ху­дожникам. Ренуар сразу же по написании этой картины выставил её на очередной выставке импрессионистов, но она по­лучила весьма отрицательные отзывы. Газеты писали, что «выставлено на обоз­рение, гниющее женское тело в стадии разложения…». Ренуар обиделся и снял картину с выставки и быстро, недорого продал её действительно кому-то из рус­ских, приехавших в Париж.

Нашел объяснение и зеленый фон картины. Как сообщал внук Ренуара, пи­салась обнаженная натура на пленере, в маленьком садике около дома Ренуара, в окружении листвы, и оттого тело мад­муазель Анны и приобрело зеленоватые оттенки. Все эти сведенья легли в основу произведённой экспертизы, удостоверя­ющей подлинность картины, её прина­длежность кисти О. Ренуара.

В последующем картина была прода­на Эрмитажу, за максимальную по тому времени цену, которую мог выделить Эрмитаж (десятки тысяч рублей), несрав­нимую с нынешней ценой на произведе­ния импрессионистов такого уровня как Ренуар (десятки миллионов долларов). В конечном итоге полученная от Эрмитажа сумма была разделена между дочерьми коллекционера и его другом, который тоже был включён в завещание.

Такова судьба картины «Мадмуазель Анна» Огюста Ренуара, протянувшаяся от помойного ведра в коммунальной кварти­ре, перешедшая через руки пьяницы в дом коллекционера и, в конечном итоге, ока­завшаяся в одном из лучших музеев мира, каким, безусловно, является Эрмитаж.

История вторая

Скульптор Юрий Кириллович был коллекционер со стажем. В его большой мастерской картины, висели, стояли, ле-

жали в коробках… Он собирал живопись вне какого-либо определённого интере­са. Он считал, что чем больше собрать картин, тем ценней будет его коллекция. Такого рода коллекционеры больше от­носятся к разряду собирателей старины, чем действительно являются коллекцио­нерами. Такого рода собиратели считают, что потом, когда будет время, они разбе­рутся, что ценно, что нет, что подлинник, что искусная подделка, а что откровен­ный «новодел», рассчитанный на про­стачка- любителя или человека, вклады­вающего деньги в произведения искусств и вообще не разбирающегося в живопи­си. Но обычно до серьезной экспертизы так дело и не доходит, собиратель боится разочароваться в имеющемся произве­дении, которое при отрицательной экс­пертизе сразу обесценивается.

Всегда, во все времена на антиквар­ном рынке было много подделок, вы­полненных с разной степенью достовер­ности. Сейчас с увеличением спроса и цены на произведения искусств и в осо­бенности живописи арт-рынок наводнён подделками. Однако, каждый любитель старины, собиратель, коллекционер счи­тает, что в его собрании – коллекции та­ких вещей единицы, а большинство под­линников, хотя в действительности чаще всего у любителей, слабо разбирающих­ся в искусстве, или вовсе в нём не раз­бирающихся, оказывается всё наоборот, – подлинников единицы, а большинство подделок. Не исключением бывают и до­статочно опытные коллекционеры, кото­рые рассчитывают лишь на собственный вкус и опыт и которые не привлекают достаточно опытных искусствоведов для всесторонней и тщательной экспер­тизы, принадлежащих им произведений искусства. Хотя и эксперты тоже могут ошибаться, если не могут непосредс­твенно сравнить картину, поступившую на экспертизу, с многочисленными под­линниками, имеющимися в музеях. Даже эксперты солидных музеев неоднократ­но ошибались и принимали искусно сде­ланные подделки за подлинники. В книге «Поддельные шедевры» приведено мно­го таких примеров.

Юрий Кириллович был из числа лю­бителей. Приобретенная им картина с подписью Ильи Репина вызвала у него восторг. На картине на переднем плане был изображен молодой Шаляпин, кото­рый преклонил колени перед молодой обнаженной женщиной, а на заднем пла­не на диване возлежала борзая. Полотно было чрезвычайно больших размеров около 1200 на 2000 см. Такого размера подделок на тогдашнем антикварном рынке было мало, да и сейчас не много. Сомнений в подлинности у Юрия Кирил­ловича не было, но цена картины для того времени (70-75 годы) была достаточ­но велика, и он решил навести справки. Первая экспертиза – почерковедческая, подтвердила руку Ильи Ефимовича Ре­пина, но эксперты из Русского музея и Эрмитажа, работающие внештатными сотрудниками лаборатории судебной эк­спертизы, высказали сомнения в том, что вряд ли картина написана Репиным, ибо, насколько им известно, Илья Ефимович обнаженную натуру на своих картинах не изображал. Противовес двух экспер­тиз стал загадкой для экспертов. Была проведена дополнительная эксперти­за, которая установила, что задний план действительно принадлежит кисти Репи­на, именно он изобразил софу и борзую, а вот обнаженную натуру и Шаляпина изобразил неизвестный художник, ско­рее кто-то из многочисленных учеников Репина. Что заставило выдающегося мас­тера подписать картину, остаётся неиз­вестным, вполне может быть, что кто-то заказал такой сюжет, а Илья Ефимович, будучи много раз в жизни стеснён в средствах, не смог отказать заказчику. Но это только предположение.

В искусстве не только девятнадцатого века, но и гораздо раньше практикова­лась такого рода совместное написание картин. Даже великие мастера эпохи Возрождения использовали такой при­ём, многие картины написанные удачно их учениками подписывались маэстро или сразу по написании, или, чаще всего, после, как существенных, так и менее су­щественных доработок мастером. Иногда доработка представляла собой два три мазка, но которые существенно оживля­ли картину. В девятнадцатом и двадцатом веке такая практика тоже осуществля­лась. На картине Шишкина «Утро в сосно­вом лесу» медведей изобразил художник Савицкий, а весь окружающий их пейзаж изобразил Шишкин. Они даже вместе подписали картину, ибо идея картины тоже принадлежала К. А. Савицкому. Од­нако при покупке картины П.М. Третья­ков попросил убрать подпись К.А. Савиц­кого, что и было сделано. Была в России и мастерская, которая выпускала обстано­вочные картины, при этом небо рисова­ли одни, деревья другие, речку или озеро третьи, подпись на картине ставилась по названию мастерской. В двадцатом веке совместно писали картины братья Смо­лины, братья Ткачевы… Это наиболее известные примеры. Описанный нами случай совместного написания картины с И.Е. Репиным публикуется впервые.

Конец этой истории также примеча­телен. Бедный Юрий Кириллович был расстроен, и по совету друзей, решил с картиной немедленно расстаться, благо предложение было достаточно выгодное. Оно заключалось в обмене описанной выше картины с коленопреклонённым Шаляпиным на один из вариантов полот­на Архипова «Прачки».

История третья

Наиболее курьезная история при­ключилась с Юрием Кирилловичем в последние годы его яркой на различные приключения жизни. Будучи скульптором по профессии и весьма общительным че­ловеком он вращался среди тогдашней, так называемой, богемы. Его мастерская была открыта для самых разных людей с самыми разными наклонностями, в том числе, и для всякого рода аферистов, процветающих на ниве собирательства произведений искусств при всяком строе и во все времена. Сам Юрий Кириллович был заядлый спорщик. Так достаточно широко известен его спор с Аникуши-ным. Юрий Кириллович утверждал, что голову Пушкина широко известного Ани-кушинского памятника, установленного на площади Искусств перед Русским му­зеем, слепил именно он.

Так вот однажды Юрий Кириллович приобрёл поясной портрет, изображаю­щий молодую женщину, картина была под­писана – Натан Альтман. Сравнение подпи­сей с подлинниками не вызвало сомнения у его друзей, и картина водрузилась на цен­тральное место, среди других авангардных картин первой четверти девятнадцатого века и была долго на виду у многочислен­ных любителей старины. Нашлось немало желающих выменять её и даже приобрести за достаточно приличную, по тем временам, сумму, но Юрий Кириллович был твёрд и не соблазнялся. Шли годы и картина обраста­ла историей, в которой, что правда, а что вымысел отличить было уже невозможно. Многие достаточно опытные коллекцио­неры завидовали владельцу и пытались уговорить его расстаться с картиной на взаимовыгодных условиях. Чем больше было предложений, тем Юрий Кириллович меньше сомневался в подлинности и на­конец уверился в ней окончательно. И вот тут-то поступило предложение, от которо­го он не смог отказаться, оно было выраже­но в таких деньгах, которые могли решить все его проблемы на все оставшиеся ему годы. И он продал картину. Расставание было не без горьких сожалений, и только, полученная им круглая сумма с большим хвостиком, скрашивала разлуку.

Какого же было его удивление, ког­да буквально через две-три недели, ему привезли картину обратно с требованием вернуть деньги. Произведённая вдали от Родины экспертиза на рентгене показала, что женский портрет был написан поверх изображения Иосифа Виссарионовича Сталина в парадном мундире генералис­симуса, а это наивысшее воинское зва­ние было присвоено уже после того, как именно эту картину в авангардистской манере 20-30 годов мог написать Натан Альтман. И уж точно Натан Альтман, про­шедший школу 37 года, не стал бы писать женский портрет поверх портрета Иоси­фа Виссарионовича. Умер Натан Альтман в возрасте 81 года - в 1970 году, пережив не одну революцию, не одну войну и вре­мена массовых арестов, так что осторож­ности ему было не занимать.

Пришлось Юрию Кирилловичу воз­вращать деньги. А портрет отправить в ссылку в дальний ящик. Только близкие друзья были осведомлены о судьбе пор­трета. После смерти Юрия Кирилловича портрет наряду с другими картинами был продан его наследницей, которой доста­лось вся его коллекция, продан за доста­точно мизерную сумму, ибо она вообще не представляла, что она продаёт, как, наверно, не представляли, что покупают у неё «антикварщики». Видимо поясной женский портрет «Альтмана – Сталина» совершит ещё не один виток по мирово­му арт. рынку, а воображение собирате­лей сыграет с ним ещё не одну шутку.

Санкт-Петербург

( вернуться к содержанию номера )