ПОБИРУШКА
Открытая любому
Сочувствию и злу,
Брела от дома к дому
И от села к селу.
Полынная дорога,
Холщовый сумарёк.
– Подайте ради Бога! —
И прятала кусок.
У тихого оврага,
Где шепчется лоза,
Ей встретился парняга
И заглянул в глаза.
Машутка одарила
Емельку сухарьком.
Он улыбался мило,
Шагая с ней вдвоем.
Я шел за ними следом,
Неотделим, как тень.
Емелька стал мне дедом
В один прекрасный день.
Легенда сохранила
Его счастливый взгляд.
А было это, было
Всего сто лет назад!
ТИШИНА
Захлестнула меня тишина,
Словно омут, мутна и темна.
Тишина не умеет кричать —
Оглушительно может молчать.
Не поведает тишина,
Кто ее взбаламутил до дна.
В тишине закипает слеза.
Созревают беда и гроза.
И в душе, и за дальним бугром
Тишина разряжается в гром.
* * *
Слишком долго автострада
Добиралась до села:
Ни от рая, ни от ада
Никого не сберегла.
Ни одной корявой хаты,
Ни одной живой души.
Лишь рассветы да закаты
Несказанно хороши!
Задичавшая сторонка,
Соловьиный перехлест.
Да на взгорке остановка
По прозванию Погост.
Лучезарно светят звезды
Невозвратных прежних лет.
Снова память до Погоста
Второпях берет билет.
* * *
Погожей июльскою зорькой,
Припомнив покосную Русь,
Взойду на Матвееву горку,
Высокой траве поклонюсь.
Взгляну на речную излучину —
Вздохну, постою, помолчу.
Старательно восьмиручку
Шершавым бруском наточу.
И снова ребячьей сноровкой
Захочется мир удивить,
Хоть нет ни овец, ни коровы
И некого сеном кормить.
И бабушка в кофте зеленой
Уже не мелькнет вдалеке
И завтрак с пахучей драченой
Не принесет в узелке.
В своей непорочности древней,
В своей первобытной красе
Темнеет мой след по деревне —
Единственный след по росе...
* * *
Где тот дремучий травостой
Лихой поры военной?
Такой дремучий и густой:
Взмахнешь — вязанка сена!
Была та буйная трава
Загадочной немножко:
Темнели тайной острова
Мышиного горошка.
Я замирал за два шага,
Робея и немея,
Перед метелкой овсюга
И пикою пырея.
Кивал головкой там и тут
Пахучий белый клевер.
Над ним стоял пчелиный гуд,
Протяжен и напевен.
Трава отчаянно цвела,
По-бабьи жировала.
Земля хозяина ждала,
Звала и горевала.
Земле хотелось щедрой быть
И верить в плодородие.
Я здесь учился жизнь любить,
Служить земле и родине.
* * *
Я узнаю его по форме,
Я узнаю его в лицо:
Вот с этой прядкой непокорной,
Что завивается в кольцо.
Я помню: весь заиндевелый,
В густом морозном серебре,
Он появился в форме белой
Декабрьским утром во дворе.
Заиндевело-белый лыжник
Ступал по снегу тяжело.
И мал и стар навстречу вышли
И проводили за село.
Кто знал, что у тропы прибрежной
Его засада стерегла?
Теперь стоит он, белоснежный,
На главной улице села.
В глазах ни боли, ни печали —
Суровый взгляд, тревожный взгляд.
Стоит солдат на пьедестале
И не снимает маскхалат. |
