журнал писателей России

Герман ВЕНЕДИКТОВ (1932-2004) родился в Ленинграде. По образованию филолог, ученик В.Я.Проппа. Ученый-фольклорист, его научные труды опубликованы в «Русском фольклоре», «Трудах отдела древнерусской литературы», «Русской литературе». Он один из составителей сборника «Фольклор Русского Устья», художник-график, поэт.

Поэтическое наследие автора включает в себя стихи, поэмы и роман в стихах. Тема Родины и её судеб была определяющей в творчестве Германа Венедиктова.

Из книги «Третье измерение»

ЛЕТОПИСЬ

Земля вокруг – осенняя, сырая –

Как летопись, времён ушедших весть.

Не мёртвая, не книжная – живая!

Склони ладонь, и зачерпни, и взвесь.

В осенней мгле спокойна и сурова,

Написанная плугом, топором,

Не княжая – дедова и отцова.

Ипотому – мы Родиной зовём.

От этих стен, от Кижского погоста,

До самых отдалённых рубежей

Открыто всё, всё на виду, всё просто –

Ликуй же с нею и рыдай над ней!

Здесь будет, чем

                    перед любым гордиться,

И есть, чему бы лучше – в забытьё.

Обугленные, страшные станицы

Несёт ещё отечество твоё.

В гармонии, в величии, в гордыне,

В кичливости, в казённой пустоте…

Они – твои, твоё наследство, сыне!*

Ты не спеши стереть страницы те.

И летопись не кончена. По праву

Шагай и ты, сомненье исcтребя.

И чем пройдёшь –

                       позором или славой –

Зависит от меня и от тебя.

                  * древнерусская форма

                     звательного падежа – «сыну».

                        * * *

Поднимается солнце

из туманных глубин.

Новгородская звонница.

Свежесть утра. Один.

Загорается древний

Софии золоченый шлём.

Полыхают деревья

последним, осенним огнём.

И теплее, и ближе

седатые стены кремля.

Обнажается рыжая,

древняя наша земля.

На лопате раскопа –

лишь копни, на четвертом бревне

берестяная грамота –

адресована МНЕ!

Развернуть осторожно

и знаки добавить вот здесь –

ещё многое можно

между строчек прочесть.

Под уздою у бора

горячего вижу коня.

Рубят заново город –

Новгород – для МЕНЯ!

В бородах, телогреях

бредёт на поля мужичьё,

чтобы в землю посеять

хлеб – во имя МОЁ!

Вижу Ильмень и камень

далеко, далеко.

МНЕ о дедовской славе

слагает былину Садко!

Пишет мастер икону,

чтоб в бою и пути,

духом дедов спасённый,

мог Я душу нести.

Вижу недруга злобу

и татарскую сыть,

плеть и милости – чтобы

МОЮ душу растлить.

И другое мне видно:

на боярские козни и хай

за МОИ за обиды

поднимает дубину Буслай.

Он не верует святцам,

ни бреди ночной.

МЕНЯ учит смеяться

у доски гробовой.

По головкам и спинам

на мосту и околь пишет

кровью былину

новгородская голь.

Пишет злоба слепая,

пишет удаль и страх.

Только матерь –

Буслая унесёт на руках.

Только чёрные вороны.

Только Родина-мать...

Ну а дальше – а дальше оборвано.

Надо новую грамоту брать.

Из цикла «ДЕРЕВНЯ»

                   * * *

Слёзы не песня.

Пой О том, как в тоске нежилой

Мокрые птицы печей

Кружатся вороньём,

Как на земле ничьей,

Застеленной сорняком,

Оплывают бугры могил,

Зарастают жилы дорог.

Какой народ их творил?

Какой их оплакать смог?

                                        Санкт-Петербург

 Феликс ЛУКНИЦКИЙ

ВОЗРАСТ РЕШЕНИЙ

Когда тебе – до сорока,

И ты не лодырь в языках,

И времени ещё – река

И даже море, -

Тебе на Запад путь открыт,

И там любое из корыт

По горло удовлетворит,

И даже боле.

… Но вот – и с English ты на ты,

И с прошлым сожжены мосты,

И ты дошёл до той черты, когда забота

О будущем – уже не гнёт,

И всё само собой идёт,

И у тебя приличный счёт,

И рядом кто-то…

Всё гармонично, Dear Sir,

Но жизнь порой, как пресный сыр,

И тянет в экс-СССР,

Где ты родился…

И взят билет. И ты летишь.

Не в Копенгаген, не в Париж.

И силует знакомых крыш

В окне явился.

Вот и посадка: Ленинград !

И сердце бьётся невпопад,

И ты смущён, и очень рад,

Что он на месте.

И в нём давно тебе знаком

И каждый мост, и каждый дом,

И Летний Сад… И в горле ком –

Вполне уместен.

МАМИНЫ РУКИ

Жизнь к финалу стремится упрямо.

Были встречи, потери, разлуки…

Нет надёжнее рук моей мамы,

Рук – нежнее, чем мамины руки.

Эти руки копали окопы

И дрова для «буржуйки» носили.

Разрывая Блокады оковы, –

«Зажигалки» на крыше гасили,

Забивали разбитые окна

И контуженным помогали.

Если я возвращался, промокнув,

Эти руки огонь разжигали.

Укрывали меня от бомбёжки

И спасали от смерти голодной. …

А в тетрадке с потёртой обложкой –

Зрели хроники жизни блокадной.

Эти руки отца хоронили,

Но успели понянчить и внука.

Между нами – не годы, не мили, -

Лишь безмерная с мамой разлука.

                                    Санкт-Петербург

( вернуться к содержанию номера )