журнал писателей России

Николай МАХНЁВ

СЕМЬИ ОДНОЙ МЫ БЫЛИ ДЕТИ

Весёлые заметки с горьким привкусом ностальгии

Начало семидесятых. Волею судьбы я оказался в Тбилиси и прожил там более четырёх лет. Редкой, своеобразной красоты город полюбил всей душой. Полюбил и людей, населяющих его. Людей энергичных, гостеприимных. Завязал добрые знакомства. А когда переехал в Ленинград, ещё несколько раз, взяв отпуск, спешил к друзьям на берега Куры. И они меня навещали не единожды.

Казалось, так будет продолжаться всегда.

Увы... Время распорядилось иначе. Теперь мы разделены не только тысячами вёрст, не только границей, но и политическими реалиями. Просто так уже не поедешь...

А ведь как бы хотелось снова пообщаться с теми простыми людьми, послушать их песни, пройтись вместе с ними по улицам Тбилиси, подняться на святую гору Мцатминду, с вершины которой открывается дивный вид на город, на серебристый поток реки...

Недавно мы встретились с моим другом Григорием Лаврентьевичем Липартелиани. Он тяжело переживает то, что происходит сегодня на его исторической родине. Я переживаю вместе с ним, искренне сочувствую ему. Сочувствую и моим друзьям, живущим на берегах Куры. Сочувствую всем честным людям солнечной Грузии, ставшим жертвой междоусобиц властной элиты.

– А ведь как там ладно жилось... – вздыхает Григорий Лаврентьевич. – Об этом остаётся только вспоминать.

– Мне тоже есть что вспомнить... – И я рассказал другу о моих днях, проведенных в Тбилиси, о друзьях, с которыми имел счастье общаться...

ПОСЛАНЕЦ

По службе я был переведён из Владивостока в Тбилиси. Перед отъездом решил навестить в больнице приятеля, журналиста областной газеты.

Помню, сидим мы на лавочке в уютном скверике, вспоминаем то да сё.

– Значит, в Тбилиси едешь? – с оттенком слабой зависти спросил приятель. – Бывал я там... Красивый город. Солнечных дней – не то что здесь.

Мы помолчали несколько минут. Вдруг приятель спохватился:

– Слушай, со мной в палате лежит грузин. Он из Тбилиси.

– Интересно, – говорю.

– Да вот он и сам! – приятель повернул голову в сторону высокого мужчины с измождённым бледным лицом. – Кацо, иди сюда!

Мужчина приблизился. Приятель сообщил ему:

– Вот этот человек едет в Тбилиси. Может...

Грузин не дал ему договорить. Обратился ко мне:

– Дарагой, подожди немного. Я письмо жене напишу. Хорошо, а?

– Пишите, – говорю.

Вернулся он минут через сорок. Долго писал.

– Вот, передай. Век помнить буду! Адрес запиши своей рукой, а то я по-русски плохо умею...

Короче, спустя десять дней, проехав через весь Союз, я был в Тбилиси. Выбрав удобное время, пошёл исполнить просьбу того грузина, что остался во Владивостоке.

Дом и квартиру нашёл без труда.

Женщина впустила меня после того, как я сказал, что привёз письмо от её мужа. Она глянула на исписанный листок (по-грузински), указала мне на стул. Что-то проговорила на своём языке и удалилась в соседнюю комнату. Спустя минут пятнадцать позвонила кому-то. Поговорила коротко и передала мне трубку.

– Генацвале, на коленях прошу, подождите полчаса! – услышал я взволнованный голос. – Очень прошу!

...Он ворвался как вихрь. Заключил меня, словно родного, в объятия. Крикнул хозяйке:

– Манана, неси самое лучшее вино!

Из разговора с тем мужчиной я узнал, что его брат, Пётр, по неосторожности сбил машиной человека, получил три года. Сейчас заболел туберкулёзом, потому и оказался в городской больнице.

– Он человек хороший. Через два месяца вернётся, – заключил брат Петра.

Так и произошло. А я те четыре года непременно бывал на всех торжествах этой простой, гостеприимной семьи.

КЛАН КВИРИКАШВИЛИ

Так уж вышло, что через несколько недель по прибытию в Тбилиси я был командирован в Ленинград на сбор журналистов пограничных газет.

...Приехал в аэропорт. Стою в очереди за билетом. Впереди меня двое молодых мужчин возбуждённо обсуждают результаты вчерашнего футбольного матча между тбилисским «Динамо» и московским «Торпедо». Потом один из них оборачивается ко мне:

– Вы смотрели вчерашний матч?

– Смотрел, – говорю.

– Справедливо, считаете, судья назначил пенальти в ворота «Динамо»?

– Трудно сказать. Я не специалист. Но, по-моему, можно было бы обойтись без пенальти.

– Что я говорил, Тамаз?! – мой временный визави буквально просиял. – Капитан тоже согласен со мной.

– Ладно, Вахтанг, – смиренно произнес Тамаз, – не будем спорить. Лучше пожелай мне удачной поездки.

Чисто случайно наши места с Тамазом оказались рядом. Подлетая к Ленинграду, он озабоченно проговорил:

– Первый раз в этом городе. С гостиницей, боюсь, возникнут проблемы. Ведь лето...

– Да, пожалуй...

Мы вместе проследовали в зал аэропорта. Я подошёл к телефону, чтобы позвонить другу, директору Музея этнографии (мы познакомились с ним, когда он возглавлял на Чукотке археологическую экспедицию, а я командовал пограничной заставой).

После коротких приветствий говорю ему:

– Дориан Андреевич, у тебя есть в музее комната для приезжих?

– Разумеется! Устрою без проблем.

– Да не меня. Тут со мной прибыл из Тбилиси один товарищ...

– Персона?

– Нет, судя по разговору, какой-то инженер.

– Приезжайте.

Тамаз был рад безмерно. Ещё бы! В центре города. Плата символическая.

...На сборе я пробыл три дня. Вернулся в Тбилиси. В водовороте дел как-то забыл о том попутчике. И вдруг (дело было в пятницу) у меня в кабинете раздался телефонный звонок.

– Николоз! (По-грузински Николай). Это я, Тамаз!

– Какой Тамаз?

– Забыл, что ли? В самолёте...

– Как ты меня нашёл?

– Это потом. Пиши адрес: улица Церетели, 71, квартира 31. Чтобы ровно в 17.00 был у меня. Всё!

Мне устроили буквально королевский приём. Тамаз представил мне весь (как он сам выразился) «Клан Квирикашвили». Отца, мать, двух братьев: уже знакомого мне Вахтанга и старшего, Отара.

Не стану описывать, как происходила та встреча. Но когда настало время прощаться, глава этого семейства, Шалва Георгиевич (ему было шестьдесят), вполне серьёзно заявил:

– Вот что, Николоз: когда получишь квартиру, мебель не покупай. Ты же здесь не навсегда. Дадим всё, что нужно. Пусть не новое, но вполне пригодное. Потом вернёшь.

Так они и сделали. Кстати, Шалва Георгиевич называл меня своим четвёртым сыном.